События, произошедшие за 2011 — 2012 годы в информационном пространстве вокруг Русской Православной Церкви и в российском обществе в целом, вдохновили ряд церковных публицистов на размышления: написано множество статей, протоиерей Владимир Вигилянский и Александр Щипков представили читателям свои книги: «Что это было?» и «Территория Церкви». 11 марта в культурном центре «Покровские ворота» состоялась презентация еще одной книги-рефлексии — «Церковь в постсоветской России: возрождение, качество веры, диалог с обществом». Ее автор — Сергей Чапнин, ответственный редактор «Журнала Московской Патриархии». В восьмидесятистраничной брошюре собраны двенадцать эссе с приложением, посвященные современным взаимоотношениям Церкви и общества, взаимоотношениям внутри Церкви, проблеме переосмысления недавнего исторического прошлого.
Показать контекст
Презентацию вел главный редактор портала Богослов.ru протоиерей Павел Великанов. Книгу он назвал «правильной провокацией», так как ожидает ответного действия. В ней, как он считает, поднимаются вопросы, которые не только созрели, но давно перезрели:
-Мы действительно вышли уже из состояния постсоветского карантина. Можно сказать, что Церковь завершила первоначальный процесс восстановления жизни. Налицо достаточно острый кризис между тем, что ждет современное общество, в том числе и светское, в Церкви, и тем, что Церковь готова в данный момент в качестве ответа на его ожидания. Сегодня благоприятный момент для того, чтобы подумать всем нам с разных точек зрения, какие из тех вызовов христианству, вызовов Русской Православной Церкви, требуют ответов со стороны священства и тех самых мирян, акцент на которых делает в своей книге Сергей.
Сергей Чапнин подчеркнул, что сам он тем специально не выбирал, а попытался показать контекст, в котором необходимо разбираться людям, живущим в Церкви и пишущим о ней извне, поэтому книга получилась «импрессионистским наброском того, что с нами происходит».
-Этот разговор о контексте дал большую свободу — о каких тенденциях и событиях говорить, о каких не говорить, что проговаривать более или менее подробно, что только упоминать, обозначать штрихом.
Ситуация в течение последних двух лет (2011-2012) очень сильно изменилась и в обществе, и в Церкви. Часто бывает так, что мы в силу нашей нерасторопности, которую мы любим прикрывать консерватизмом, новый язык описаний и интонацию нашего разговора мы будем подбирать еще очень долго. Мне бы хотелось, чтобы те, кто меня услышат и со мной солидарны, стали искать эту интонацию чуть раньше, чем это принято у нас.
Церковное возрождение: что возродили?
Одной из точек отсчета для меня стала достаточно большая и формальная выставка «Православная Русь» 2011 года. Отец Тихон (Шевкунов) неожиданно решил назвать ее двадцатилетием церковного возрождения. Действительно, это выставка в некотором смысле закрыла большой этап, который мы по привычке называем церковным возрождение. В декабре 2011 мы вступили в совершенно новый этап. Как он будет называться? Какие у него будут основные характеристики? — пока никто не сможет сказать.
Отталкиваясь от этой мысли, я понял, что нам нужно внимательно посмотреть на те слова и понятия и идеологические конструкции, которые мы использовали в 1990-е и нулевые, а они изменили за эти двадцать лет свое содержание.
Насколько сегодня понятие церковного возрождения адекватно тому состоянию, в котором находится наша Церковь. На мой взгляд — совершенно неадкватно. Если посмотреть на этот этап — мы потерпели катастрофу. Мы ничего особенно не возродили, если сравнивать церковную жизнь с XIX и началом XX века, то плоды возрождения очень скромные. А с другой стороны, Церковь очень естественно чувствует себя в современном мире. Информационные технологии, система духовного образования — как бы она ни реформировалась, но она ушла от кастовой системы. Мы не возродили бурсацкой семинарской системы. Воскресные школы — их никогда в России не было. Я помню, на рубеже 80-90-х приезжавшие из-за рубежа священники из Европы спрашивали: «Зачем вы эти протестантские инструменты используете в своей приходской работе?»
Существует огромный перечень того, что сегодня составляет существо нашей церковной жизни и при этом является новым. Оно не относится к XIX или XVII веку.
Мы ничего не возродили, и это очень хорошо. Церковь себя чувствует большой и развитой.
В то же время есть ощущение неблагополучия. Оказывается, оно во многом системное. Оно через отдельные проблемы высвечивается, но не объясняется. Было бы слишком самонадеянно объяснить, в чем заключается наше неблагополучие. Я предлагаю подходы, рассчитывая на дальнейший разговор. Именно здесь я вижу самый большой риск, потому что текст, рассчитанный на дискуссию — это самое неудачное и опасное, что есть в нашей церковной жизни сегодня. Большие проблемы с дискуссией как таковой. Очень хочется разглядеть какие-то тезисы, с которыми оппонент не согласен и сказать: «Нет, это не церковно, не православно, вредно».
Модели описания
Полезно, чтобы в Церкви существовали разные модели объяснения. Мне очень не близка модель, получившая большую популярность в прошлом году, о том, что есть информационная война против Церкви и враги Церкви. Этих врагов — те, кто знает, предпочитают не называть, а те, кто не знает — предпочитают не знать и удовлетворяются тем, что они просто есть.
Если враги есть — давайте посмотрим, кто они, и попробуем начать с ними разговор. Задача Церкви — миссия, в том числе, и обращенная к врагам. Но враги не идентифицированы, что подводит меня к тому, что есть здесь некоторая манипуляция.
Если мы не можем их найти — давайте создадим модель описания происходящего, где врагов нет, а есть мы и наши задачи как христиан. Давайте посмотрим на задачи. Если при этом мы увидим врагов — тоже хорошо. Если их нет — тоже хорошо. Все равно Церковь живет, и у нее есть задачи, которые мы решаем.
Кризис — это тоже неплохо, потому что позволяет более трезво посмотреть на себя и на окружающих.
Здоровая конкуренция моделей происходящего очень важна. Если кто-то подхватит эту идею и тоже что-то в этом ключе напишет — очень хорошо. Из этого мы выберем то, что наиболее адекватно и дает сделать следующий шаг в будущем.
Мужественный поступок — обсуждать
Протоиерей Андрей Юревич начал с того, что не согласился считать книгу провокацией:
-До каких пор мы будем называть в Церкви провокацией вещи совершенно нормальные, спокойные, спокойные, но свободные. Все, что свободно — провокация? А то, что заранее согласовано, на что получен гриф Издательского отдела — это уже не провокация? Понятно, провокаций там не допустят.
Я не нашел в этой книге провокаций, хотя где-то даже искал — с надеждой. Тут все очень взвешенно, трезвомысленно и заинтересованно. Провокацией эта книга может называться только по одной причине, что автор — редактор двух официальных церковных органов «Журнала Московской Патриархии» и «Церковного Вестника». Тут действительно, для кого-то это становится провокацией.
Это мужественный поступок — говорить свободно о тех вещах, о которых здесь сказано, не лакируя действительности, но и без истерии, с которой выступает «Московский комсомолец» в лице какого-нибудь Белковского или «НГ-религии» в лице многих своих обозревателей. Поэтому книга читается легко, интересно и даже интригующе — для человека, который в теме о том, что читается.
Я благодарен Сергею за то, что он пошел на этот мужественный поступок — обо всем этом написал. Он поднимает не все вопросы, которые можно было поставить, но многие. Больше ставит вопросы, чем отвечает.
Я бы ждал (уж не знаю, доживем ли мы до этого прекрасного времени), когда в общецерковном сообществе будут спокойно и свободно обсуждаться эти и не только эти проблемы. Если обсуждаем — значит, движемся вперед. Если сообщество искусствоведов обсуждает проблемы искусства — значит, оно движется вперед. Если исследователи спорта, обсуждают, каким способом ходить на лыжах — оно движется вперед. Без обсуждения вперед не движутся.
Кто такие мы?
Дмитрий Сладков (член общественного правления фонда Серафима Саровского, член Межсоборного присутствия) заговорил о проблеме дискуссии:
-Очень важная вещь обнаружилась в прошлом и позапрошлом году, и книжка это зафиксировала. Походя, легко принимаемое слово «Церковь» по отношению к очень определенному кругу людей, явлений, сущностей — оказалось в результате событий прошлого года очень глубоким образом проблематизировано. А Церковь это кто? Мы — это кто? Выясняется в ходе некоторых дискуссий, что люди не готовы числить себя в какой бы то ни было общности. Да, устами вспоминают о Христе Спасителе, Который как бы должен объединять (само слово «должен» по отношению к Богу и Спасу — интересно), но объединяет ли — это большой вопрос.
Отдельные фазы этого показаны. Движение стремительно шло двадцать лет, ряд событий заставил остановиться. Мучительно и со скрипом идет процесс самоопределения. Он не сразу закончится и закончится ли?
Все это идет в контексте достаточно жестокой общественно-политической «движухи», и внутрицерковная, казалось бы, дискуссия идет в увязке и с общественно-политическими, и с культурными, и с целым рядом других реалий.
Проекты дискуссии
Очень симпатичный и для меня — центральный тезис книжки: возрождения-то, ребята, никакого и не было. Спаситель наш говорит: «Се, творю все новое», «Заповедь новую даю вам».
Церковь начала XXI века живет в условиях развитого проектного подхода, разного рода серьезных интеллектуальных практик. И что, все это отвергнуть, отнести к ведомству князя мира сего, отдать? А мы тут сами, в уголке, доморощенными способами будем выпутываться.
А есть еще историческое измерение. Ощущение, будто мы в наших спорах только сейчас родились и все обсуждаем впервые. Но это не так. Свято-Тихоновский институт издал книжку о церковных дискуссиях, как публичных, так и катакомбных, вокруг декларации митрополита Сергия — «Алчущие правды». А события 1943 года — не вызывали реакций в Церкви? Накал, который сопровождал те события, надо увидеть, и только тогда будет внятный, покрывающий ответ.
Сейчас внутрицерковные формы солидарности еще советского извода, когда мы все вместе с нашими дорогими архиереями, образовывали в условиях сверхдавления единое целое, — не подходят.
Надо посмотреть на опыт хотя бы возрожденческий или святительский. Можно не соглашаться с историческими деятелями, но интеллектуальные практики надо осваивать.
У меня такое ощущение, что нужны исследовательские программы, связанные, например, с реальным многообразием голосов клира и мирян. Как это сделать — тема будущего.
Куда податься мирянину?
Тележурналист Максим Клименко говорил о мирянах:
-Странная ситуация. За 25 лет возрождения весь дискурс о мирянах почему-то опять переместился на диссидентские кухонные разговоры. Это признак нездоровья. При этом при новом патриаршестве созданы совершенно адекватные инструменты: Межсоборное присутствие, Высший Церковный Совет, но пока мы о них ничего не знаем: мы не видим ни плодов этих учреждений, ни общественной дискуссий, ни некоей площадки для дискуссии, которые эти инструменты, вполне легальные, церковные, благословленные священноначалием, предлагают для выражения активности мирянину.
(Отец Павел Великанов с этим тезисом решительно не согласился: по его словам, на том же сайте Богослов.ru от обсуждений и дискуссий уже деваться некуда)
Получается, у нас две крайности: «простите-благословите-чего-изволите» и уклонения — на каждом шагу есть всякого рода активисты, начиная от национал-патриотов до старостильников.
А социально активный мирянин, который не равнодушен в жизни Церкви, находится в некоторой растерянности. Он не понимает, куда выплеснуться активности. Либо на приходском уровне, либо — в некий котел, из которого непонятно, что выйдет.
За что прославлены политики?
В этом году исполняется 1700 лет Миланскому эдикту. Различные мероприятия и празднования, чествование императора Константина Великого… Но что мы имеем, если копнуть чуть глубже? Мы имеем императора, который из личных соображений разрешил христианам исповедовать свою веру. Затем уже на смертном одре до кончины был крещен епископом-арианином — и уже затем по совокупности деяний был провозглашен равноапостольным.
Мне кажется, что эта ситуация сейчас проецируется в наше время. Боссы-политики по своим соображениям (электоральным и другим) двигают или не двигают христианскую модель, благословляются Церковью, почти сопричтены к лику апостолов по совокупности благодеяний в пользу Церкви.
Это все вскрывает книга уважаемого автора. Она заставляет нас задуматься.
Мне кажется, это ее главное достоинство — она написана для думающего и размышляющего человека.
Протест среди потенциальных мирян?
Протоиерей Виктор Григоренко продолжил тему «мирянин в Церкви»:
-Очевидно, мы живем во время перемен — в том числе, и в Церкви. Сейчас рукополагается огромное количество новых епископов — это, безусловно, движение сверху вниз, обусловленное тем, что епископ должен быть ближе к церковному народу. Что я для себя отметил, то, чего нам не хватает и что описано в книге Сергея — это движение снизу навстречу. Здесь я вижу много проблем.
По-прежнему Церковь воспринимается чаще как здание, а не сообщество людей, верующих во Христа.
Сейчас есть статистика. 2-4% являются людьми воцерковленными. Где гарантия того, что среди 60-70%, которые подразумеваются как православные христиане, потенциально готовые прийти к нам в храм, не ширится протестное движение по отношению к Церкви.
Мне кажется, об этом нужно думать. Этот вопрос и ставит в своей книге Сергей, когда говорит о том, что роль мирян должна быть отражена не только в Уставе Русской Православной Церкви — она должна быть переосмыслена в ее жизни.
Преемственность в Церкви
Ольга Седакова начала свою реплику с признания: «Я не ожидала, что о некоторых вещах можно так свободно говорить. И это внушает надежду», и поставила вопрос о правомерности термина «возрождение»:
-Возрождение предполагает перед собой некий темный промежуток. Мне это очень не нравится. Что возрождать и какие времена пропущены? Пропущены самые славные времена нашей Церкви — времена исповедничества и гонений.
Возрождается, как будто его не было, стилизованный XIX век. Признаем ли мы преемственность нашего положения, которое началось в книге Сергея Чапнина в начале 90-х годов, а вообще говоря — другого типа возрождение началось раньше, стихийного вида возвращение в Церковь началось в 70-е годы? Признаем ли мы преемственность в XX веке, во-первых, здесь, в России и Советском Союзе, а во-вторых, за рубежом? Русская Православная Церковь в виде Русского христианского движения и других эмигрантских движений за XX век сделала очень многое.
Когда нужно искать что-то новое, может быть, очень многое уже найдено и показано? Почему это не замечается и исключается?
Это не замечание автору — он очень точно показывает эту ситуацию. Это огромное содержательное время — и богословие, и переосмысление многого в церковной практике: что «едино на потребу», а чем можно пожертвовать — не входит в новый опыт. Если бы вошел — вопрос «что дальше?» был бы гораздо прозрачнее.
Парарелигия
Ольга Седакова затронула также тему парарелигии, которая в книге представлена размышлениями о символе «вечного огня»:
Второй темы Сергей также давно касается: внедрение парарелигии в Православие: в виде священного огня и других символов. Мне кажется, со стороны людей церковных не хватает усилия обдумать с духовной стороны советскую идеологию.
Мне приходилось об этом писать. Это совсем не был агностицизм или атеизм в том виде, в котором он понимается на Западе. Это была парарелигия или идеократия. Это была упрощенная религиозность, которая во многом пародировала Православие — иногда это делалось программно. Вначале планировалось проводить общие исповеди и красные крестины.
Эти совсем пародийные формы отмерли, но в сущности, человек, которого воспитывала идеология — был человеком религиозным. От него требовалась преданность — совсем не свойство человека атеистического.
Эта сторона не разобрана — из какой парарелигии приходит человек в Церковь, что он в нее тащит. Он не чувствует конфликта между своими старыми и новыми святынями, наоборот! Он мирит их с необычайной легкостью и старых советских героев, типа Юрия Гагарина, превращает в тайных святых и исповедников. Этому примирению помогает то, что это был не рационализм, а еще одна религия, во многом построенная на символах Православия.
Сталин в глубине веры
Сергей Чапнин согласился с этой репликой:
-Я ставлю для себя на этот год задачу показать проблему из более длинного исторического контекста и из контекста Православия в эмиграции, русской традиции вне России. Очень хочется показать глубину.
Церковный опыт большинства членов Церкви сегодня актуализирован с 2000 года — 2000 лет от Рождества Христова. Это еще более или менее живой реальный опыт. Даже 90-е годы большинству мало понятны и не ближе, чем 60-е или 40-е. Они точно так же далеко. Те дискуссии, которые шли в Церкви в 70-80 годы — не раскрыты, остаются за пределами интеллектуальной дискуссии, это белое пятно в нашей церковной жизни. Почему и хочется возрождать XIX век — это единственное, что более или менее понятно и на что хочется опереться. А все остальное неизвестно, и опереться на это многим оказывается совершенно невозможно.
Парадокс нашей церковной жизни: и книги, и люди есть — а тем не менее почему-то не хотим этого знать и слышать. Что с нами происходит? Мы должны совершить подвиг честности, чтобы сегодня, когда все хорошо, заговорить об этом из глубины христианского самосознания. А дальше у нас одна-единственная задача — мы не создаем новых структур и идеологий с задачей влиять на власть или что-то еще. Мы должны разобраться со своей верой.
Одна из главных проблем, возвращающаяся с какой-то шокирующей силой — постсоветская гражданская религия. Вспыхнувший Сталинград, разгоревшаяся дискуссия о Сталине… Это то, что живет внутри нашей веры, по сути дела! Как так оказалось, что внутри нашей веры (а не просто исторического опыта) в 2013 году остался Сталин. Это вопрос если не хирургического вмешательства, то серьезного лечения. Как к этому подойти не публицистично, а богословски? Как начать большой разговор, а не обмен пощечинами, репликами и манифестами? Как разобраться, что глубже этого, что в глубине веры, с этим связанное? Или это не в глубине веры, а в глубине ветхого человека, от которого мы не отказались и не призываем никого отказываться, а которого мы консервируем внутри нас и внутри нашего общества, пытаясь говорить, что у нас православное общество?
Потому я и ставлю вопрос качества веры и некими штрихами очерчиваю проблему. Мы должны говорить, что получилось из нашей веры сегодня. Большой и неудобный вопрос. Мы обязаны и себя проверять, и обществу отвечать, что это такое.
Хотелось бы, чтобы это был ни один-два голоса, а действительно голос Церкви, который ищет ответа.
Провокация и огонь на себя
Александр Архангельский начал речь снова с провокации:
-Книга Сергея — провокация в старом римском значении слова: право апелляции гражданина к обществу, если суд не может решить по справедливости. Вместо того, чтобы прятать под спуд проблемы — Сергей их выносит на суд и предлагает над ними задуматься.
Это очень спокойное, ясное и слава Богу энергичное при всей внешней спокойности высказывание. Одна из бед нашего времени, что в светском, что в церковном мире — это потеря чувствительности до такой степени, что человека нужно вывести из себя, чтобы он что-то почувствовал.
Мы совершенно не задумываемся на то, на что все это похоже — на персонажей из книги Льюиса «Письма Баламута». Раньше от них был жалобный вой, а теперь повизгивание, похрюкивание, похамливание и подразнивание человека, чтобы вывести его из его нормального состояния.
Сергей предлагает о церковном говорить спокойно и открыто, с другой стороны — очень энергично — мне кажется, то, как это сделано, и есть ответ, что нужно сделать. Задача у книги скромная, но невероятно важная. Мы все чувствовали подземные толчки в общественно-церковной жизни в последний год. Прятаться от этого поздно — нужно готовиться к землетрясению. Сергей проговорил конец этапа и обозначил следующий — сделал то, что должен делать любой интеллектуал.
Отчасти он вызвал огонь на себя. Огня-то у нас много, а смысла мало…
Парк культуры и Церковь
В 1943 году возникло не только то, о чем мы сегодня говорили, но и, например, институт искусствознания. Примерно та же проблема: как созданное по советскому лекалу и очень похожее на советскую жизнь вписать в новое, не разрушив по пути. Это вопрос, на который нет ответа. Власть отвечает: «Оптимизация!» (механизм) — интеллигенция: «Сохранение!» (то есть ничего не делать).
Советская власть делала удивительное: она выстраивала пространство вокруг себя и делала его очень похожим на себя. Пример: Парк культуры и отдыха имени Горького был очень похож на советскую власть и вместе с ней отошел в разруху, как только она закончилась — он был на нее очень похож.
Что делали, чтобы Парк культуры из дыры, в которую он превратился в постсоветскую эпоху, возродить и сделать чем-то, похожим не на советскую эпоху, а на что-то сегодняшнее? Любимый ответ интеллектуалов: «Денег дали!» Нет. Сначала группа людей, умеющих мыслить образами, ходила по этому заброшенному пространству и проговаривала какие-то образы: на что это может быть похоже? И когда слова и образы были найдены, оказалось, что и деньги накопятся, и пересоздать можно, не уничтожая. Мне кажется, нам нужно по своей территории пройти безо всяких денег и механизмов и проговорить, на что это должен быть похоже. Иначе будет 1943 год. Сергей предлагает нам это сделать.
Александр Морозов: дискуссии не будет
Главный редактор «Русского журнала», директор Центра медиаисследований Александр Морозов подвел итог:
-То, что делает Сергей уже долгие годы и эта книга — часть гораздо большего и важного контекста и просто жизни, в которой предпринимается попытка ответить на вопрос, как сегодня может существовать то наследие, для которого из нас значимо и сохраняется, когда мы перечитываем отца Александра Шмемана, Фуделя, архимандрита Софрония и так далее. Тот воздух и мир, который мы впитали, когда пришли в Церковь, который был важным дополнением, потому что одно дело — молитвенная и литургическая жизнь: она никогда не ставится под сомнение, она менее проблематична как проекция церковной жизни в культуру.
Слова о том, что это книжка пробудит дискуссию и станет началом чего-то — я воспринимаю как риторику, зная нашу общественно-политическую ситуацию. К несчастью, не будет ни дискуссии, ни продолжения. Всякий раз, когда мы видим усилие, подобное усилию Сергея, мы думаем: «Хоть я бы написал и откликнулся! Хоть бы сделать шаг к обсуждению проблемы!»
Александр Морозов сердечно поблагодарил автора и пожелал ему сохранить целительный и спасительный воздух христианской свободы, который он воспринял, войдя в Церковь.
Ответственность
Сергей Чапнин и отец Павел Великанов подвели итог презентации напоминанием об ответственности.
-Все начинается с того, человек задумывается всерьез — о своей вере, о своем месте в Церкви. Этой естественной для христианина серьезности и ответственности у нас мало. Мы в точке перехода к тому, что ее может быть больше — не потому, что к ней нас кто-то призывает, а потому что мы начинаем понимать, что не может быть иначе.
Мне бы хотелось, чтобы возникло сознание того, что без личной ответственности не может быть никакой церковности и подлинной веры. Нас этому учили двадцать лет, но почему-то я все меньше и меньше вижу это в молодежи.
Отсутствие ответственности и серьезности — мешает жить нормально, не только по-христиански. Это — мой внутренний крик. Давайте это найдем в себе, просто поискав, без директив.
-В воздухе висит вопрос: »что дальше»? — продолжил мысль отец Павел. -Останется ли эта книга выстрелом, за которым ничего не последует, или она найдет резонанс, прежде всего в тех, кто собрался здесь? Ответственность выбора сейчас перед каждым из нас. Либо мы согласимся, что эта книга — событие, яркое свидетельство того, что мы переходим в какое-то качественно новое состояние церковного самосознания как Тела Христова — либо мы признаем, что это здорово, но нас здесь нет.
Буквально недавно перечитывал Фуделя, и меня задели слова, что самое страшное и плохое в Церкви — это я сам. Когда я не являюсь живым свидетелем постоянного обновления и изменения все в лучшую сторону Тела Христова — я являюсь призраком Церкви, не свидетелем Христова Воскресения, а прямо противоположным существом.
Каждый из нас стоит перед выбором: быть ли призраком Церкви — или быть свидетелем Христа?
«Наша творческая задача — создать в России новые христианские традиции, заложить основы реального христианского консерватизма. Эта задача сформулирована радикально и даже провокативно, но нам ничего иного не остается», — эту цитату из книги Сергея Чапнина зачитал о. Павел Великанов, закрывая презентацию.
Мария Сенчукова
