Насколько влиятельна Русская Православная Церковь в России и как сегодня складываются ее отношения с государством и обществом? Эти вопросы оказались в центре широкой общественной дискуссии, которая в последние годы вспыхнула с новой силой. Образ Церкви в общественном сознании решительно изменился: Церкви, гонимой атеистической властью, больше нет, но есть Церковь, ставшая надежным идеологическим партнером российской власти.

Авторская версия статьи на русском языке, опубликованная в Le Monde 3 августа 2017 года под названием «L’Eglise orthodoxe russe occulte la société».

Точкой отчета в дискуссиях о Православии в современной России стали отношения с государством, однако предмет разговора более широкий – какую роль будет играть Церковь в исторических судьбах России? Насколько громко и убедительно будет звучать голос Церкви, если не использовать государственные СМИ?

Внешнее благополучие Русской Православной Церкви очевидно, но это ничего не говорит о ее внутренней жизни. И всё чаще раздаются голоса, что после 25 лет «церковного возрождения», Церковь в России, как ни парадоксально, снова оказалась в глубоком кризисе, вполне сопоставимом с кризисом советского периода. И главная проблема в том, что проповедь Благой вести не стоит в центре масштабной и разнообразной церковной деятельности.

Конечно, у этой точки зрения есть противники. Их аргументация основана на том, что патриаршество Кирилла (Гундяева) – это выдающийся период в истории Церкви. Патриарх Кирилл - интеллектуал, яркий проповедник и опытный дипломат, который не без оснований претендует на роль духовного лидера нации. Он уважительно относится к консервативному крылу в Церкви и одновременно последовательно проводит либеральную программу церковных преобразований.

Действительно, патриарху Кириллу и его окружению есть что предъявить в качестве результатов своей деятельности. За 8 лет патриаршества проведена серьезная реформа церковного управления, которая коснулась буквально всех – от приходов и монастырей до высших органов церковной власти. Удалось договориться с государством о введении курса «Основы религиозной культуры и светской этики», главным элементом которой являются «Основы православной культуры». Совместно с правительством Москвы удалось запустить программу строительства нескольких сотен новых храмов в столице. Принят ряд канонических постановлений, которые непосредственно касаются церковных практик. Например, практика частого причащения, которую много лет поддерживали либералы и жестко критиковали консерваторы, теперь получила официальное одобрение не только патриарха, но и Архиерейского собора. Наконец, патриарх Кирилл решился на историческую встречу с Папой Римским, которую несколько раз откладывал его предшественник патриарх Алексий II (Ридигер, + 2008).

Но самым ярким достижением следует назвать успех той политики, которую выбрал патриарх Кирилл в отношениях с президентом России Владимиром Путиным. Церковь в буквальном смысле слова наслаждается добрыми отношениями с государственной властью. Патриарх и президент регулярно встречаются, причем эти встречи могут проходить не только в Кремле, но и в монастыре на острове Валаам, и на Святой Горе Афон и иначе как паломничеством эти поездки президента назвать трудно. Имиджмейкеры довольно успешно создают образ православного президента России – друга Церкви и защитника традиционных ценностей.

Несколько лет назад государство ввело уголовное преследование за оскорбление религиозных чувств, и православные научились регулярно оскорбляться, оказывая влияние в том числе и на проекты в области культуры, финансируемые государством. Антимиссионерский закон, принятый год назад в одном пакете с антитеррористическим законами Яровой, теоретически может быть использован и против православных, но власти используют его сегодня только против исламских радикалов и протестантских общин. Юристы Московской Патриархии закон поддерживают и ничего опасного для Православной Церкви в нем не видят.

Со своей стороны патриарх Кирилл помог президенту сформировать новую идеологию и тем самым консолидировать если не нацию, то по крайней мере политическую элиту. Он предложил Кремлю для использования две концепции - «русского мира» и «традиционных ценностей». Обе были сформулированы Всемирным русским народным собором под руководством тогда еще митрополита Кирилла. Если первая концепция довольно быстро превратилась из инструмента «мягкой силы» в имперскую дубинку и сегодня практически не используется, то «традиционные ценности» стали важным элементов как внешней, так и внутренней политики третьего срока Путина. Нет сомнений, что президент помнит об этом и испытывает к патриарху глубокую благодарность.

Однако в дискуссии, которая разворачивается вокруг Православной Церкви, вопрос ставится не о конкретных достижениях. В какой мере Церковь остается Церковью, если на первое место она ставит не духовную жизнь, а политический расчет и финансовую эффективность? Действительно ли единственный исторический модус существования РПЦ – это быть верным союзником государства?

Результатом тесного сотрудничества Церкви государства в последнее десятилетие стал особый комплекс идей, который богато украшен православными символами и церковной терминологией, но при этом носит глубоко секулярный, идеологический характер – своего рода постсоветская гражданская религия. Безусловно, государству необходимо формировать новую идентичность и без помощи Церкви обойтись трудно. Однако для Церкви возникает реальная угроза возникновения «христианства без Христа», о котором 130 лет назад говорил Великий Инквизитор в «Братьях Карамазовых» Достоевского. Обращаясь ко Христу, Великий Инквизитор говорит: «Мы исправили подвиг твой и основали его на чуде, тайне и авторитете. И люди обрадовались, что их вновь повели как стадо».

Многокилометровые очереди к принесенным в Россию из других стран святым мощам и другим святыням, – это прямая эксплуатация Церковью жажды чуда, которая живет у значительной части россиян. Не случайно, что тех, кто из года в год в социологических опросах уверенно называет себя православным (60-70% населения России), в 10 раз больше, чем тех, кто регулярно ходит в храм (5-7%).

Тайна, о которой говорит Великий Инквизитор, это среди прочего и всеобщее невежество в вопросах веры, которое связано с отсутствием катехизации с одной стороны и серьезного богословского образования с другой. Большинство членов Церкви не знают основ своей веры.

В 2016 году православным в России был задан вопрос, прямо связанный с пониманиием догмата о Святой Троице: какое из утверждений вы считаете правильным: "Святой Дух исходит и от Отца, и от Сына" или "Святой Дух исходит только от Отца"? Ответ оказался ошеломляющим: 69% выбрали ответ «от Отца и Сына», еще 18% затруднились с ответом и только 10% ответили правильно[1]. И это при том, что антикатолические настроения среди православных довольно сильные и подпитываются антизападной риторикой государственной пропаганды.

Наконец, об авторитете, третьем аргументе Великого Инквизитора. Восхваление патриарха и негласный запрет на какую-либо его критику – это прежде всего борьба за авторитет, причем авторитет Церкви понимается исключительно как личный авторитет церковных иерархов, полностью отождествивших свое мнение с мнением Церкви.

Этот авторитет воспринимается многими в предельной секуляризованной форме: у епископов, игуменов монастырей и настоятелей богатых приходов должен быть тот же уровень потребления, что и у государственных чиновников соответствующего уровня. И с этой точки зрения не удивительно, что патриарх никак не отреагировал на скандал, например, с молодым епископом из небольшой и небогатой епархии, который купил дорогой джип и оформил его на себя лично. Есть негласный консенсус – никто не должен мешать епископу жить богато. При этом вы не найдете ярких проповедей или богословских статей, написанных епископами Русской Церкви, абсолютное большинство из них совсем не по этой части. Их задача – управлять, добывать деньги. Некоторые настоятели признаются, что неофициальный церковный налог, ежегодно отчисляемый приходами в епархию и далее в патриархию, за годы патриаршества Кирилла вырос в 8 раз.

Месяц назад я написал на своей странице в фейсбуке о некоторых ошибках патриарха Кирилла на Украине. В частности, упомянул о двух священниках, которые там служили и были широко известны своей пророссийской позицией. Вскоре после Майдана они оказались в России и патриарх как епископ Москвы назначил их на лучшие столичные приходы. О таких назначениях большинство священников, перешедших в Москву из других регионов, даже не мечтает. Прочитав мою запись в соцсетях, один из этих священников назвал меня «либеральным фашистом» и заявил, что откажет мне в причастии, если я приду к нему в храм.

Декларативный отказ мирянину в причастии из-за различий в политических взглядах – случай уже не исключительный. Несколько лет назад московский священник отказал в причастии историку Андрею Зубову, который открыто выступил против решения Кремля о присоединении Крыма к России. И это очень тревожные симптомы.

Я убежден, что как и любой другой общественный институт Церковь нуждается в критике. Но церковная иерархия в России отказывается от некомфортного диалога: все, кто позволяют себе критические высказывания, тут же объявляются или диссидентами, или врагами Церкви. Но это не атеисты или антиклерикалы. Это те, кого тревожит редукция Православия до гражданской религии.  

Впрочем, иерархи ведут себя вполне предсказуемо: если дружишь с властью, то общество можно не замечать. Проблема лишь в том, что у такой Церкви незавидное будущее.