Фрагмент выступления на VI Фестивале православных СМИ "Вера и слово", 2014.

Святейший патриарх Кирилл сказал вчера, что Церкви нужны публицисты, и это вселяет в меня большую надежду. Потому что публицистика - это всегда выражение личного мнения. Публицист не просто журналист, это по нынешним временам особый человек - у него есть ясная личная позиция и высокая степень внутренней свободы. Тот, кто внутренне не свободен, публицистом быть не может. Многие тексты на церковные темы нельзя назвать публицистикой именно поэтому - нет ни убедительной личной позиции («лучше я спрячусь за чужими словами»), ни уважения к свободе высказывания (идеология, а точнее - требование идеологического единства – поставлены выше всего).

В нашем контексте свобода журналиста складывается как минимум из трёх компонентов. Во-первых, это возможность свободного обращения с церковными темами - знание контекста, истории, богословия, что можно говорить и что нельзя. Во-вторых, это понимание того, что за свободно высказанное мнение ты не можешь быть наказан и не будешь наказан. И в-третьих, понимание того, что на твою позицию (даже если она, будучи в принципе разумной, сегодня противоречит позиции того или иного архиерея или какой-нибудь богословской школы), на твой публицистический текст, если с тобой кто-то не согласен, возникнет ответ - другой публицистический текст. Другими словами, возникнет спокойная и корректная полемика без записывания друг друга во враги.

Мне рассказывали, что здесь, на фестивале, всех уже в первый день «посчитали». Некоторые «эксперты» тут же разделили всех на «либералов» и «консерваторов». К сожалению, это очень предсказуемо.

Я убеждён, что наша с вами задача как журналистов, да и вообще огромная задача для всех православных христиан, - найти в себе силы отказаться от такого видения Церкви, которое центральной проблемой ставит борьбу так называемых «правых» и так называемых «левых». Нет и не может быть в Церкви либералов и консерваторов как врагов. Да, позиции у нас есть разные, но мы должны находиться в диалоге, в братском общении. Вспомним, что в ранней Церкви даже то, что Пасху праздновали в разные дни, не было препятствием к общению! Было общее причастие, было евхаристическое общение. Был и богословский диалог, и острейшая полемика, но, тем не менее, было понимание, что это единая Церковь. Вот и нам понимание единой Церкви сегодня важнее всего, важнее построения внутренних барьеров и поиска врагов.

Святейший патриарх вчера приводил пример некорректной полемики: обсуждение документа о богослужебном языке в Церкви. Это, действительно, ярчайший пример того, что мы не умеем уважать собеседника. А ведь уважение к собеседнику, казалось бы, должно нам быть присуще «по умолчанию», как всякому христианину, даже если собеседник высказывает с нашей точки зрения неприемлемую позицию.

Нужно ввести в разумные рамки возникшее противостояние. Я убеждён, что без публицистики это сделать невозможно. Документ о богослужебном языке как раз и показал, что нужно подробно проговаривать позиции. Оказалось, что позиции гораздо сложнее, чем просто «за современный русский язык» или «за церковнославянский язык». Ведь за ними стоит реальная практика тех, кто занимается миссионерской деятельностью, кто пытается рассказывать о том, что такое литургия, кто пытается молиться каждый день.

Вот человек молится пять, десять, пятнадцать, двадцать лет, а потом перед ним неминуемо встаёт очень трудный вопрос: научился он молиться или нет, поскольку его опыт был ограничен утренними и вечерними молитвами, акафистами, всенощными бдениями, литургиями на церковнославянском языке. И этот язык, если честно признаться, он так и не понял. И каков твой опыт молитвы на самом деле? Добавим ещё Псалтирь: какую часть Псалтири мы действительно понимаем? Если посмотреть комментарии на Псалтирь, переводы Псалтири и на церковнославянский язык, и на русский, тексты Септуагинты, то мы увидим, что все они, к сожалению, не передают богословских концепций Псалтири. И мы читаем что-то не то, что имел в виду царь Давид и прочие псалмопевцы. Это всё очень большие вопросы, и на них нет простых ответов, которые понравятся всем. Но мы должны чертить это проблемное поле - и пространство вопросов, которые касаются духовной жизни, и варианты ответов. И вот этого, к сожалению, сегодня нет.

Мы, как правило, ограничиваемся повседневной жизнью Церкви. А она, к сожалению, неглубока. И к этой «неглубине», к этой поверхностности мы почти привыкли. А как только появляется более глубокий текст, мы воспринимаем его или как очень сложный, или как очень опасный: вот, кто-то вглубь пошёл, и хотя мы ничего не понимаем, но нам кажется, что здесь уже опасно. Тем самым мы медленно идём в тупик. И выйти из него героическим усилием одного богослова, и даже двух-трёх богословов или каких-то авторитетных духовников, не получится. Потому что, как сказал вчера патриарх, нужно, чтобы было много публицистов. Я это очень хорошо понимаю, «печёнкой чувствую» эту потребность сегодня. И вопрос к нам: что мы можем сделать для того, чтобы на эту потребность ответить? Мне кажется, что мы ещё в самом начале осознания того, что нынешнюю ситуацию нужно менять...

...Никого не нужно назначать «на должность» церковных публицистов. В последние годы возникло новое и, на мой взгляд, достаточно удачное понятие - «вирусный редактор». Это вся совокупность интернет-пользователей, которая чтением текста и размещением ссылки на него голосует «за» или «против» каждого текста. И это значит, что интересный текст будет замечен, где бы он ни был опубликован, даже на сайте с посещаемостью в сто человек в месяц. Но вдруг кто-то его нашёл, один раз перепечатал и сказал: «Смотрите, мне понравилось!» И тогда может появиться ещё тысяча, десять тысяч человек, которые также поставят ссылку на этот текст в социальных сетях, перешлют его друг другу по электронной почте, покажут друзьям на смартфоне или на планшете... И текст, который опубликован неизвестно где, будет прочитан многими - просто потому, что автор задел какую-то струну, которая отозвалась в сердцах других людей...

Нужно пробовать писать. Конечно, мы увидим гигантское количество графоманов. Будут и те, у кого ничего не получилось. Но шанс должен быть дан всем. Если вдруг человек высказался искренне, если он как-то приоткрыл своё сердце, не надо в это сердце сразу втыкать нож. Признаемся честно: многие с этим уже сталкивались - ты чуть-чуть откроешься, а люди ходят вокруг и смотрят: «Ага, он чуть-чуть открылся, сейчас мы туда стрельнём». Эту ситуацию нужно изменить. Да, есть те, кто не прав, и те, кто прав, но это предельный случай. А есть и множественность мнений, которая отражает сложность и многообразие нашей жизни. Мы с вами прекрасно знаем, что в Церкви разные мнения сосуществуют веками, если это не относится к области догматики. Даже когда мы говорим о канонах, которые на сегодняшний день являются скорее историческими памятниками, чем системой церковного права, возникает множество вариантов. И здесь необходима система толкования, в том числе и, например, публицистика о философии церковного права.

Не стоит забывать и о церковной публицистике последней четверти XIX века. Я бы даже сказал, что к ней надо почаще обращаться. Вы увидите, как велась полемика о восстановлении патриаршества, как велась работа по переводу Писания и богослужебных текстов на русский язык. Ведь история переводов на русский язык насчитывает почти двести лет - первые из них относятся к первой четверти XIX века. Весь позапрошлый век шла работа над переводами для того, чтобы люди понимали богослужение. Не только мы с вами не всё понимаем, но уже в XIX веке люди далеко не всё понимали. И ничего, к этому относились совершенно спокойно. Эти переводы переиздавались. Представляете, что такое книга, пять-семь раз переизданная в XIX веке! На протяжении десятилетий шла огромная полемика по каноническим вопросам, по церковному праву. И всё это вместе в итоге подготовило Поместный собор 1917 -1918 года. Тот интеллектуальный, богословский, духовный, пастырский потенциал Русской Церкви, который в полной мере раскрылся на Поместном соборе, был сформирован в течение почти полувека уважительной и серьёзной дискуссии. Вы представьте, дискуссии на протяжении почти полувека! Нет, с нашей бешеной скоростью жизни мы себе этого даже представить не можем. Нам кажется, что дискуссию можно закрыть четырьмя-пятью публикациями в течение двух-трёх месяцев, максимум года...